Невинный Пруденций - Страница 18

— Знаю…

— Что же ты знаешь?

— Через год… я, быть может, увижу прелестного внука!.. Что же, этопрекрасно… Тогда и конец всем людским разговорам о твоем прежнем мужеАлкее… Я тебя понимаю: такие, как ты, всегда любят сильно, но скромно.Боги вам в помощь, сожгите одни там цветы Гименею на камне, и пустьсвидетельницею ваших брачных обетов будет Марема… А потом, год пройдет, яобниму вас и внука, и тогда попечемся мы и о Мареме… Добрая девушка. онастоит доброго мужа.

— И наверно найдет его, — подсказала Мелита.

— Я то же думаю. Мы на нее до сих пор все как-то глядели совсем безвниманья, а вчера, когда я с ней говорила, мне вдруг показалось, что Маремаведь очень красива.

— Еще бы, еще бы она не красива! И умна, и добра, и красива, и имеетгорячее сердце… И притом, что за силы и какое здоровье!.. О, она стоитпревосходного мужа, и то, что ты получила о ней хорошее мнение, приносит мнеогромное счастье. Я рада, что отправляюсь отсюда в полном согласье с тобою.

И в таких-то согласных беседах у них прошел целый день; все быливеселы, съели вместе вкусный обед, и перед вечером Пруденций и Маремапонесли из дома к ладье последнюю ношу, а Мелита осталась с глиномятомАгавом, чтобы закрыть входы, и тут-то Мелита сняла со стены широкий поясАлкея, усыпанный камнями, и тростниковую дудку и, показав пояс Агаву,сказала:

— Способен ли ты оценить, чего может стоить эта вещь, если ее отнести вбольшой город и продать там, где есть богатые люди?

Агав отвечал:

— Оценить такую драгоценную вещь я не могу, но знаю, что если бы ятриста лет кряду мял глину и наделал горшков целую гору, то все это несоставило бы и половины цены каждого из этих светящих камней.

— Так вот же, тебе вовсе не надо триста лет мять твою глину инаделывать гору горшков: исполни одно порученье, которое я хочу тебе дать,-и этот пояс пусть будет твоею наградой. А что в словах моих нет ни обмана, ни шутки, так бериэту вещь сию же минуту и спрячь ее у себя под одеждой. А кстати пихни вместес нею туда эту дудку, и когда мы уедем, ты брось свою глину, — горшков ведьу всех здесь довольно в селенье.

— О, слишком довольно! — отвечал, засмеявшись, Агав, — я уж не знаю,кому продавать и то, что имею в запасе.

— Так и оставь их. Пускай жена твоя продает дома горшки тем, у когосвои перебьются, а ты пойди к Клазомену и там, в этом городе, отыщи подругумоих детских лет, имя которой Эрминия, и отдай ей эту дудку.

— Хорошо; а потом что я еще должен сделать?

— Только всего.

— Отыскать госпожу Эрминию и отдать ей эту дудку, и только всего?

— И только всего.

— Что же, она должна заиграть на этой дудке? Мелита улыбнулась на шуткуАгава и отвечала так же шутливо:

— Дудка сама заиграет, что нужно. Впрочем, можешь сказать Эрминии, чтоты меня видел, и при каких-обстоятельствах, как мы расстались. И за этовозьми себе пояс и продай его, где тебе это удастся, а потом возвращайсядомой и доживай свои старые годы, не терзаясь нуждою.

— Что же, в самом деле я это сделаю! Клянусь богами, я сделаю это! —воскликнул горшечник. — Я отыщу госпожу Эрминию и расскажу ей, как было вседело. Пусть-ка сна тогда заиграет об этом на дудке.

И с этим горшечник Агав спрятал пояс и дудку, и они оба с Мелитою вышлииз опустевшего дома Алкея; а когда они приблизились к лодке, то уже застали,что Марема сидела на веслах, обнажив до плечей свои крепкие руки, аПруденций, вырвавшись из долгих объятий вдовы Ефросины, распускал косойдлинный парус на рее.

Мелита тоже скоро простилась с вдовой Ефросиной и спрыгнула с берега влодку.

Марема шевельнула веслами — нагруженная ладья слегка зашуршала днищемпо песку, а потом, достигши свободной волны, покачнулась, ветер надулпаруса, и между отъезжавшими и остающеюся Ефросиной и Агавом вдругудлинилось расстояние…

Переговариваться с лодки на берег стало невозможно, но зато до слухавдовы, и Агава теперь доносилось стройное пение: это была песнь любви,которой слова и напев ее тотчас узнали и вдова и горшечник… Пели стройнодва голоса, Пруденций с Маремой.

И песня их тоже стихала я замирала в пространстве, но вот, обойдяострый мыс и пологую отмель, ладья переставила парус и будто подвинуласьближе, и с нее опять на мгновение донеслись звуки пения, но совершенноиного, которого ни слова, ни напев не были знакомы вдове Ефросине. Пел одинровный и торжественный голос.

— Это голос Мелиты! — сказала вдова Ефросина.

— Да, и мне кажется тоже, — ответил Агав.

— Что же это за незнакомая песня?

— Это?… Мне кажется… Это будто похоже на гимн, который я слышалоднажды, когда мы бросали со скалы на каменья тех забавных людей, которыенас уверяли, будто тот не умрет, кто станет жить на земле так, как учил житьих пророк галилейский.

XVII

Во всю ночь ярко светила луна и дул благоприятный для пловцов ветер.Хорошо знавший все морские приметы, Пруденций смело и ловко правил ладьею,которая, таким образом, держала прямой путь к тому таинственному пункту,куда Пруденций увозил Мелиту и Марему для того, чтобы там, по прихоти первойиз них, исполнить ее испытания и заслужить себе ее любовь.

От селения, где жили Алкей и Гифас, до скалы, где им пришлосьотыскивать скрытый приют для склада своих хищений, при попутном ветре былополторы суток ходу. Путь во все время держали такой, что не теряли из видаберегов, хотя шли то ближе к земле, то отдаляясь в море там, где было многокамней и плыть вблизи берегов было опасно.

Среди второй ночи пловцы достигли пролива, за которым, как лес,