Невинный Пруденций - Страница 5

этого, я надеюсь, со мной никогда не случится: от этого меня сохранит именното святое учение, в постижении которого я стараюсь найти смысл жизни. Неулыбайся, Мармэ. Христианское учение открывает человеку, в чем смысл жизни,и научает его управлять своими страстями. Ты не раз говорила мне, что яоблегчила тебе твою долю тем, что обращаюсь с тобою не как с рабыней, а какс равной мне женщиной; а ведь это произошло оттого, что наш учитель велелнам в каждом человеке видеть нашего брата, и потому мне отрадно и сладконазывать тебя моею «сестрою» и устроить тебе покой и довольство. Но дальшесогласие наше идти не может, потому что ты почитаешь себя вправе брать ужизни все, что только возможно схватить, а я рассуждаю иначе.

— О, конечно, схватить все, что можно! — перебила Мармэ. — Для чегоупускать свое счастие?

— Счастие!.. Это неясное слово, Марема. Кто может сказать: в чемсчастье?.. Для тебя это, быть может, достиженье того, что тебе сейчаснравится, а для… другой…

— Ты хочешь сказать, для христианки?

— Может быть, да. Для нее лучшая радость — вовсе не в том, чтобывырвать у жизни сейчас все, что возможно, а в том, чтобы идти в тишине ктому, что может создать общую радость.

Мармэ засмеялась и, отмахиваясь ладонями, молвила:

— Эге-ге! Это все старые песни! Ты оттого так рассуждаешь, что тыслишком спокойно любишь мужа и не имеешь от него детей. Когда бы Алкей былспособен внушить тебе более жаркие чувства или бы ты имела детей, то поверь,что ты бы на все посмотрела иначе и стала желать своего, а не общегосчастья.

И Мармэ живо рассказала Мелите: как живительно действует счастье бытьлюбимым тем, кого любишь, и как естественно заботиться о своих детях. Онапредставила эту заботу такой жаркой, с которою совсем невозможно сравнитьровного участия всеобщей любви безразлично ко всем людям целого мира. НоМелита стояла на своем н снова ей возразила, что сна не имеет нужды вособенных чувствах к людям, родным ей только по крови, и что для нее гораздожелательнее иметь благоволение ко всем людям, как это внушено в учении,сделавшем ее христианкою. Тогда Мармэ пожала с улыбкой своими смуглымиплечами и сказала:

— Спор наш, я вижу, ни к чему не приведет. Оставим все это времени, атеперь покуда помни лишь то, что я тебе сообщала; муж твой ревнует тебя ксыну вдовы Ефросины, и ты должна это знать и отстранить с пути своего все,что может усилить тревогу.

— «Усилить тревогу!» Тревога ни из-за чего!.. Тревога, в которой яничем не виновата, но которой тем не менее должна я бояться!.. И вот это-товсе вы называете жизнью! Нет, жизнь совершенно в ином, и я не перестануискать ее, где надо.

— Ищи! — отвечала, кончая беседу, Мармэ, — но еще лучше будь готовавстретить то, что она может бросить тебе на твой путь совсем неожиданного.

— Пускай будет так. Я терпеливо выслушала все, что ты мне сказала отдоброго сердца, и теперь я строже стану настороже у моих чувств.

VII

Эта беседа с Мармэ глубоко врезалась в сердце Мелиты и заставила еепередумать о вещах, на которых она до сих пор не останавливалась. По живостисвоего молодого темперамента и чистоте своих помыслов она никак не могладопустить, чтобы Пруденций, который был моложе ее на пять лет и с которымона всегда обходилась как с милым ребенком, незаметно для нее загорелся кней такою неукротимою страстной любовью, для которой в их положении не моглобыть никакого исхода. И вот теперь ей говорят, что это, однако,свершилось… До сих пор Мелита этого не замечала, но теперь, после указанийМармэ, она сама стала припоминать глубокие вздохи невинного Пруденция и егодолгие взгляды, которые он устремлял на нее, забывая обо всем окружающем,причем иногда не слышал, как его зовет мать или кличут другие.

Против воли своей Мелита начала верить, что она имела несчастие внушитьстрасть юноше и что если это не пройдет, то возможно, что Пруденций совсемне захочет жениться, и тогда дом его матери останется пуст и вдова Ефросинастанет укорять Мелиту в увлечении сына — в чем она нисколько не виновата.

И в самом деле, вдова Ефросина уже начала глядеть на Мелиту не прежнимиглазами, и когда, после рассказанной выше беседы, Алкей и Пруденцийотправились надолго в море, — вдова Ефросина не стала более скрывать своегонеудовольствия на Мелиту и однажды сказала ей:

— Ты, однако, иссушила сердце моего ребенка.

— Боже! — отвечала Мелита, — неужто ты, Ефросина, склонна верить, чтомне доставило бы удовольствие путать смысл твоего сына!

— Я не верю ничьим словам, но я сама вижу его терзания и сама за неготерзаюсь.

— Но что я могу сделать для того, чтобы не было этих терзаний?

Ефросина покачала головою и, наморщив лоб, проговорила:

— Да; я знаю, ты ничего не можешь сделать в его пользу, но… но явсе-таки страдаю, Мелита, и мне тяжело тебя видеть.

С этим вдова Ефросина ушла, а Мелита возвратилась к себе,раздосадованная на роковое стечение обстоятельств, и не находила в себеникакой вины: она не увлекала Пруденция в сети своей красоты. Она проверялатакже свои собственные чувства к юноше и вполне убедилась, что Пруденций несоставляет для нее никакой исключительности, — что он ей мил и жалок неболее, как многие другие, для которых она готова бы сделать всякую посильнуюуслугу и радостью которых могла бы радоваться. Но ни для кого в свете нехочет она нарушить верности мужу. Нельзя же этим служить для утешения вдовыЕфросины!

И при таких рассуждениях Мелите постоянно представлялось, что в жизни,