Невинный Пруденций - Страница 6

— чтобы прожить так, как должно, — надо иметь со многими людьми нелады иборьбу, а при таком положении нет ни покоя, ни счастия. Стоит ли вводитьсебя в такую борьбу для того, чтобы захватить чего-нибудь приятного немножкопобольше, чем есть у других. Все это ведь на очень короткое время быстроминующей жизни. Нет, это не стоит. Без сравнения лучше жить, борясь с собою,— надо себя исправлять, освобождая себя от таких страстей, которые влекут кразладу с милосердием и человеколюбием… Мелита стала вспоминать одну изподруг своего детства, белокурую Эрминию, которая была всех изящнее икрасивее среди сверстниц, а выбрала себе самую суровую долю: она такнастроила свой дух дошедшим до них «галилейским учением», что заботы о своемличном счастии показались ей совсем не достойными никакого труда, и онаотказалась от замужества и пошла служить больным в одной общине в Лиде.

Нравственный облик этой Эрминии и серьезный путь ею для себя избраннойжизни теперь беспрестанно приходили на мысли печальной Мелите и мирили ее сжизнью. Она соображала тот и другой путь, которым возможно идти, и находила,что на всех этих путях нужно вести битвы за все и со всеми и что спокоен итих тот только путь, на который люди не лезут толпою и где никого не надоронять с ног, чтобы самому завладеть чьей-нибудь долею так называемыхрадостей жизни… Это он-то и есть путь «галилейского пророка» и путь тех,кто верит в истинность его учения… Вот что Мелита и предпочла бы всему,что имеет. Это путь отречения от личных радостей — путь жизни, преданнойблагу других…

И когда Мелита, обойдя мысленно все, что ей представлялось в жизни,доходила опять до того, что избрала вспоминаемая ею подруга, она всегдачувствовала в себе наитие мира и покоя, — она ничего не боялась, и смотреласмело вперед, и верила, что в этом одном настроении человек ближе всего кистинной цели своего воплощения.

Если бы какие-нибудь перемены в жизни Мелиты были возможны и если быони зависели от ее выбора, то она бы всему предпочла не быстро преходящуюлюбовь с избранником сердца, а она сейчас бы встала и пошла бы искать своюподругу Эрминию и стала бы с нею делить ее служение немощным старикам ипокинутым детям в той же Лиде или в другой местности мира, где люди такжевсе бьются друг с другом из-за личного счастья и оставляют без внимания тех,которые ослабели и искалечились а этой ужасной борьбе.

Где бы было возможно принести себя в такую жертву, чтобы облегчитьлюдское горе и положить начало новому направлению жизни, Мелита сейчас же бывстала и ушла туда… И тогда с ней неразлучно была бы та совершеннаярадость, которую она и теперь уже ощущала, но которой в нынешнем ееположении мешала неодолимая боязнь, что вдруг подвернется такой или другойслучай, и удалит ее от избранного верного настроения, и начнет переполнятьдушу ее тревогою, страхом и подозрениями…

О, эти подозрения! Мелита знала им цену: когда еще жив был Гифас, еймимо воли случилось услыхать один разговор их с Алкеем об островке, где уних есть им одним только известная пещера и в ней хранятся их сокровища и ихпреступные тайны… С этих пор Мелита всегда подозревала, что они не толькотоварищи по торговле, но что они оба — грабители и убийцы… И это сделалосьисточником вечного страха и терзаний Мелиты, — она с этих пор подозревала,что и все другие люди в поселке думают о Гифасе и о ее муже Алкее как оразбойниках, а смерть Гифаса и общий приговор взять в дело Пруденция ещеболее утвердили Мелиту в подозрении, что всем уже известен преступный роджизни Алкея и что все к этому так равнодушны только потому, что и сами они внравственной жизни недалеко отошли от Алкея с Гифасом… И теперь, конечно,этим же недостойным путем будет проходить свою жизнь невинный Пруденций…Ведь Алкей, конечно, ведет себя и при нем так же, как вел при Гифасе, иПруденций, без сомнения, знает уже, что у них где-то в группе прибрежныхскал есть островок с пещерой… и там какие-то сокровища и еще что-то, о чемМелита сама не имела точных понятий… Она никогда не спрашивала об этойтайне мужа и не говорила о своих догадках Мареме, потому что Мелите стыднобыло признаться, что сна подозревает своего мужа в разбойничестве, аМарема… Ах, Марема, несмотря на свою преданность Мелите, сама гораздобольше близка душою к тем, чьи поступки и страсти так ужасают Мелиту…

И оттого еще ужаснее горе Мелиты, что ей не с кем облегчить свою душу,которая вдруг начала тяжко томиться — точно она будто чуяла вблизипредстоящее новое горе. Все это надобно было скрывать, и Мелита скрывала.Чтобы думать в тиши или плакать, не боясь пустых замечаний о том, что«стыдно грустить», Мелита начала часто уходить на обрывистый берег моря иподолгу сидела там, охватив руками колени и глядя в бесконечную даль, откудаона точно вызывала на сцену действия последнее искушение, которое и неумедлило своим приходом.

VIII

Раз, когда Мелита сидела над облюбованным ею обрывом морского берега,из-за столпившихся вдалеке темных скал показалась лодка, с которой былиубраны все паруса, кроме одного старого, на котором она едва подвигалась.Вместо флажка наверху мачты был надет головной колпак из черного войлока.

Если бы Мелита не была слишком сильно погружена в свои размышления,уводившие ее к желанию резкого перелома в своей жизни, то она бы непременнозаметила эту лодку, и по ее печальной оснастке она поняла бы, что на этомсудне случилось какое-то большое несчастие. Но Мелита видела лодку, и ее